promitei96
Местный
- Регистрация
- 4 Ноя 2016
- Сообщения
- 300
- Реакции
- 672
Общая камера
...Перед металлической дверью No 135, почему-то покрытой каплями воды, вертухай, заглянув в карточку, весело сообщил: "Первоходы-тяжелостатейники. Заходи". И раскоцал тормоза. "Тормоза!" -- послышался крик за тяжко открывающейся дверью, а на продол, где весьма прохладно, повалил пар, как из бани. Шаг в хату был каким-то обморочным. Сравнение с баней неверно: она и есть. Примерно 40 градусов воздух, 100 % влажность. В желтом горячем мареве стеной стоят в одних трусах и тапочках потные люди, покрытые сыпью и язвами, смотрят враждебно и чешутся. Наверно, так себя почувствовал бы человек, которому пришлось шагнуть... куда? -- право, затруднительно сказать.
Грохнули за спиной тормоза. Рубаха немедленно стала мокрой от пота. Сердце застучало в голове. Одним словом, шок. До какой степени государство должно презирать человека, если помещает подследственных, вина которых не доказана, в такие условия. Такое государство не имеет право на существование. Но существует. Этот факт нельзя не принять во внимание, когда стоишь у тормозов с баулом и тщетно стараешься задержать дыхание, чтобы не чувствовать горячего запаха общественного туалета, приводит это лишь к тому, что вдыхать приходится с большей силой. Перед тобой два ряда шконок в два этажа, в общем количестве 30, уходящих к неясному горизонту и теряющихся в тумане; нижние ряды завешены простынями. По левую руку за грязной занавеской смердящий дальняк, по правую умывальник. Узкий проход между шконками упирается в
дубок, где-то высоко маячат два окна с решетками. От решки орет на полную громкость телевизор. Плюс неописуемый гул голосов (70 человек) и
вентиляторов, совершенно не справляющихся с работой. Арестанты трутся друг о друга, пробираясь кто куда. -- "Осторожно -- кипяток!" -- кричит один, неся от умывальника кружку, и все дают ему пройти. -- "Дальний! Свободно?" -- кричит другой, пробираясь к дальняку. -- "Хата! Шнифты забейте!" -- кричат с дороги. -- "С веником!" -- зовут с пятака (место между дубком и решкой), и парень с вокзала пробирается к решке (это его работа, за уборку он получает сигареты). Все преимущественно желто-коричневого цвета. Голые тела в грязных трусах пугают язвами, воспаленными татуировками и единообразием лиц (мечта правителей Йотенгейма), выражающих ожесточение, страдание и терпение. Как говорится, мест нет. Везде люди. Кишат как черви. В глазах мелькает от движущихся коричневых точек. Не сразу доходит, что это тараканы. Их полчища. Происходит странная вещь: звуки отстраняются, я вижу: кто-то обращается ко мне с какими-то вопросами, но я их не понимаю. Я не понимаю ничего. Пробираясь к лампам дневного света на потолке, тараканы не удерживаются и, как парашютисты, дождем летят вниз, на головы арестантов, которые на ползающих по их телам тараканов почти не обращают внимания.
Никакие рассказы не могут дать об этом представления. Разве это возможно?
Стоп. Все возможно. Прежде всего, упереться рогом.
...
-- К братве подойди на вертолет! -- наконец разобрал я слова улыбающихся моей непонятливости арестантов.
"В натуре, уголовники. Где их только искали, чтоб собрать в одном месте" -- подумал я и двинулся сквозь толпу и кошмар. На спецу шконки стоят параллельно стенам, на общаке перпендикулярно, вплотную друг к другу, иногда с разрывом -- привилегированные места. Нижний ярус завешен простынями, получаются как бы отдельные палатки, в каждой из которых собирается определенный круг знакомых и протекает своя особенная жизнь; к проверке пологи поднимаются, обнажая ячеистое нутро камеры. За одной из таких занавесок в проеме между шконками за крохотным столом собралась братва.
...Перед металлической дверью No 135, почему-то покрытой каплями воды, вертухай, заглянув в карточку, весело сообщил: "Первоходы-тяжелостатейники. Заходи". И раскоцал тормоза. "Тормоза!" -- послышался крик за тяжко открывающейся дверью, а на продол, где весьма прохладно, повалил пар, как из бани. Шаг в хату был каким-то обморочным. Сравнение с баней неверно: она и есть. Примерно 40 градусов воздух, 100 % влажность. В желтом горячем мареве стеной стоят в одних трусах и тапочках потные люди, покрытые сыпью и язвами, смотрят враждебно и чешутся. Наверно, так себя почувствовал бы человек, которому пришлось шагнуть... куда? -- право, затруднительно сказать.
Грохнули за спиной тормоза. Рубаха немедленно стала мокрой от пота. Сердце застучало в голове. Одним словом, шок. До какой степени государство должно презирать человека, если помещает подследственных, вина которых не доказана, в такие условия. Такое государство не имеет право на существование. Но существует. Этот факт нельзя не принять во внимание, когда стоишь у тормозов с баулом и тщетно стараешься задержать дыхание, чтобы не чувствовать горячего запаха общественного туалета, приводит это лишь к тому, что вдыхать приходится с большей силой. Перед тобой два ряда шконок в два этажа, в общем количестве 30, уходящих к неясному горизонту и теряющихся в тумане; нижние ряды завешены простынями. По левую руку за грязной занавеской смердящий дальняк, по правую умывальник. Узкий проход между шконками упирается в
дубок, где-то высоко маячат два окна с решетками. От решки орет на полную громкость телевизор. Плюс неописуемый гул голосов (70 человек) и
вентиляторов, совершенно не справляющихся с работой. Арестанты трутся друг о друга, пробираясь кто куда. -- "Осторожно -- кипяток!" -- кричит один, неся от умывальника кружку, и все дают ему пройти. -- "Дальний! Свободно?" -- кричит другой, пробираясь к дальняку. -- "Хата! Шнифты забейте!" -- кричат с дороги. -- "С веником!" -- зовут с пятака (место между дубком и решкой), и парень с вокзала пробирается к решке (это его работа, за уборку он получает сигареты). Все преимущественно желто-коричневого цвета. Голые тела в грязных трусах пугают язвами, воспаленными татуировками и единообразием лиц (мечта правителей Йотенгейма), выражающих ожесточение, страдание и терпение. Как говорится, мест нет. Везде люди. Кишат как черви. В глазах мелькает от движущихся коричневых точек. Не сразу доходит, что это тараканы. Их полчища. Происходит странная вещь: звуки отстраняются, я вижу: кто-то обращается ко мне с какими-то вопросами, но я их не понимаю. Я не понимаю ничего. Пробираясь к лампам дневного света на потолке, тараканы не удерживаются и, как парашютисты, дождем летят вниз, на головы арестантов, которые на ползающих по их телам тараканов почти не обращают внимания.
Никакие рассказы не могут дать об этом представления. Разве это возможно?
Стоп. Все возможно. Прежде всего, упереться рогом.
...
-- К братве подойди на вертолет! -- наконец разобрал я слова улыбающихся моей непонятливости арестантов.
"В натуре, уголовники. Где их только искали, чтоб собрать в одном месте" -- подумал я и двинулся сквозь толпу и кошмар. На спецу шконки стоят параллельно стенам, на общаке перпендикулярно, вплотную друг к другу, иногда с разрывом -- привилегированные места. Нижний ярус завешен простынями, получаются как бы отдельные палатки, в каждой из которых собирается определенный круг знакомых и протекает своя особенная жизнь; к проверке пологи поднимаются, обнажая ячеистое нутро камеры. За одной из таких занавесок в проеме между шконками за крохотным столом собралась братва.