ququmber
Местный
- Регистрация
- 28 Окт 2016
- Сообщения
- 644
- Реакции
- 608
Дети адмирала Шульгина (интервью с представителями теневой психофармакологии)
Внимание! Нижеследующий текст НЕ направлен на формирование у читателя положительного отношения к наркотическим средствам, психотропным веществам или их прекурсорам, а также растениям, содержащим наркотические средства или психотропные вещества либо их прекурсоры. Текст носит сугубо информационный характер и НЕ призывает к покупке, продаже, изготовлению и распространению вышеперечисленного.
А теперь очень и очень серьезно. Нам удалось побеседовать с представителями отечественной «теневой фармакологии»: группой профессиональных химиков, в прошлом академических ученых, занимающихся разработкой и тестированием экспериментальных препаратов. Сладкий каравай историй про научное психофармакологическое подполье, синтез ДОБ-а в промышленных масштабах, российский рынок психоактивных веществ, нуминозный химический опыт и странное будущее принес добрый Доктор Калигари.
1. Расскажите о себе: чем вы занимаетесь, как пришли к этому, какая цель?
Dr. Caligari: Ну, то питерское отделение фармдеграунда, к которому мы принадлежим, – это все, что осталось от вольной тусовки «Орк-тех», возникшей несколько лет назад на базе МИТХТ (Московский государственный университет тонких химических технологий имени М. В. Ломоносова). Сейчас тусовка, насчитывавшая порядка двадцати человек, распалась, и большинство ее участников оставили теневую фармакологию в пользу, например, аналитической работы в институте микробиологии РАН.
Почему именно название «Орк-тех»? Из-за методов работы, прежде всего: приходилось осуществлять процессы восстановления под высоким давлением в бутылках шампанского, ледяная рубашка этиленгликоля заменялась человеком, высовывающимся из окна первого этажа и засовывающем колбу в снег, потом мы шли в местный шавермариум, где ставили эту колбу чуть ли не на прилавок…
На данный момент в «Орк-техе» нас осталось двое. Мой помощник – биохимик, заканчивал кафедру общей химии, олимпиадник, красавец-отличник и все такое. История у каждого, конечно, своя, но думаю, пока стоит ограничиться моей.
Лично я заканчивал институт по специальности «технология лекарственных средств», поступил в аспирантуру в ГИПХ на токсикологию. К слову, член РХО (Российское химическое общество). Около четырех месяцев работал в лаборатории над созданием новых типов лекарственных препаратов: в поле моего зрения находились и экспериментальные противораковые лекарства, и ноотропы, и антидепрессанты, и многое другое.
Расскажу про противораковые: за то время, что я работал там, было получено два полуактивных соединения, которые на каких-то образцах ткани работали, а на каких-то нет. Смысл заключался в доставке кальция в раковые клетки, в результате чего клеточная мембрана приобретает твердый вид, а потом вырезается. У раковых больных часто бывает гиперкальциемия, то есть большое количество кальция в крови. При чрезмерном кальции в клетке может быть апоптоз или некроз. При некрозе разрушается клеточная мембрана и выпускает содержимое клетки, что в ней осталось, в межклеточное пространство. Регулировка опухолей при помощи кальция – довольно популярная идея, однако в основном, конечно, все делают ровно наоборот: закрывают ионные каналы, чтобы тот в клетку не проникал, – когда его мало, – а увеличивают (немного) объемы кальция в т-лимфоцитах и прочих, убивающих раковые клетки. По иронии судьбы, получается так, что раковые клетки в силу деления потребляют больше кальция, и гиперкальциемия им в целом на руку. При этом у них обнаружены механизмы регуляции числа каналов и пропускной способности, чтобы не переборщить.
В общем, достаточно неоднозначное вещество, про которое не было бы смысла упоминать, если бы не эпизод его употребления человеком. Одна моя знакомая, у которой обнаружилась опухоль на третьей стадии, фактически выкрала образец вещества из института. Поскольку у нас на тот момент были крайне слабые представления о летальной дозировке, я успел мысленно похоронить и ее и себя, ибо мне могло прийтись отвечать. Однако через какое-то время я узнал, что она пошла на поправку. А ведь могло и не повезти.
Параллельно у меня была своя фирма по аналитике и производству сиалиса, в просторечии – виагры, хотя это и разные препараты с разными активными веществами. В какой-то момент у меня произошел случайный, по большому счету, конфликт с полицией в духе «дверь мне запили, блядь», в результате чего некоторые из анализируемых веществ просто признали взрывчаткой. Речь шла в первую очередь о диперекиси ацетона, выделенной из образца свечного гелия – инициирующем взрывчатом веществе, которое хотя и не применяется в военных целях в силу нестабильности и летучести, довольно популярно у террористов всех мастей. Также фигурировал металлический магний. Плюс у меня в фирме работала девочка-лесбиянка, участвовавшая в протестных акциях 2011–2012 гг.
В итоге за 50 мг плохо взрывающегося соединения я получил три года условки по ст. 223 УК РФ и был выкинут из аспирантуры на мороз. Работу с такой историей, как выяснилось, оказалось найти сложным не только по профессии: не брали даже в условный «макдак». Чтобы не умереть с голоду, волей-неволей пришлось изобретать довольно изощренные схемы заработка. Я, наверное, не буду вдаваться в подробности: скорее всего, вы и так все поняли. Последние месяцы мы с коллегой занимаемся реорганизацией фирмы: получили пару «белых» заказов на промышленные моющие средства, зимние присадки в солярку и даже электролиз…
Конкретно психофармакологией я заинтересовался достаточно давно, однако первостепенным направлением исследований это никогда не было – так, чисто личные интересы на грани психиатрии, нейрофизиологии и химии. И вдохновили меня на синтез психоактивных препаратов даже не книги Шульгина, а «Нейропсихиатрия» Доброхотовой – фактически первая в России монография, посвященная психиатрическому изучению нейрохирургической патологии. ЕМНИП, Доброхотова же занималась левшами, левшизмом, билатеральной ассиметрией и т. д.
Внимание! Нижеследующий текст НЕ направлен на формирование у читателя положительного отношения к наркотическим средствам, психотропным веществам или их прекурсорам, а также растениям, содержащим наркотические средства или психотропные вещества либо их прекурсоры. Текст носит сугубо информационный характер и НЕ призывает к покупке, продаже, изготовлению и распространению вышеперечисленного.
А теперь очень и очень серьезно. Нам удалось побеседовать с представителями отечественной «теневой фармакологии»: группой профессиональных химиков, в прошлом академических ученых, занимающихся разработкой и тестированием экспериментальных препаратов. Сладкий каравай историй про научное психофармакологическое подполье, синтез ДОБ-а в промышленных масштабах, российский рынок психоактивных веществ, нуминозный химический опыт и странное будущее принес добрый Доктор Калигари.
1. Расскажите о себе: чем вы занимаетесь, как пришли к этому, какая цель?
Dr. Caligari: Ну, то питерское отделение фармдеграунда, к которому мы принадлежим, – это все, что осталось от вольной тусовки «Орк-тех», возникшей несколько лет назад на базе МИТХТ (Московский государственный университет тонких химических технологий имени М. В. Ломоносова). Сейчас тусовка, насчитывавшая порядка двадцати человек, распалась, и большинство ее участников оставили теневую фармакологию в пользу, например, аналитической работы в институте микробиологии РАН.
Почему именно название «Орк-тех»? Из-за методов работы, прежде всего: приходилось осуществлять процессы восстановления под высоким давлением в бутылках шампанского, ледяная рубашка этиленгликоля заменялась человеком, высовывающимся из окна первого этажа и засовывающем колбу в снег, потом мы шли в местный шавермариум, где ставили эту колбу чуть ли не на прилавок…
На данный момент в «Орк-техе» нас осталось двое. Мой помощник – биохимик, заканчивал кафедру общей химии, олимпиадник, красавец-отличник и все такое. История у каждого, конечно, своя, но думаю, пока стоит ограничиться моей.
Лично я заканчивал институт по специальности «технология лекарственных средств», поступил в аспирантуру в ГИПХ на токсикологию. К слову, член РХО (Российское химическое общество). Около четырех месяцев работал в лаборатории над созданием новых типов лекарственных препаратов: в поле моего зрения находились и экспериментальные противораковые лекарства, и ноотропы, и антидепрессанты, и многое другое.
Расскажу про противораковые: за то время, что я работал там, было получено два полуактивных соединения, которые на каких-то образцах ткани работали, а на каких-то нет. Смысл заключался в доставке кальция в раковые клетки, в результате чего клеточная мембрана приобретает твердый вид, а потом вырезается. У раковых больных часто бывает гиперкальциемия, то есть большое количество кальция в крови. При чрезмерном кальции в клетке может быть апоптоз или некроз. При некрозе разрушается клеточная мембрана и выпускает содержимое клетки, что в ней осталось, в межклеточное пространство. Регулировка опухолей при помощи кальция – довольно популярная идея, однако в основном, конечно, все делают ровно наоборот: закрывают ионные каналы, чтобы тот в клетку не проникал, – когда его мало, – а увеличивают (немного) объемы кальция в т-лимфоцитах и прочих, убивающих раковые клетки. По иронии судьбы, получается так, что раковые клетки в силу деления потребляют больше кальция, и гиперкальциемия им в целом на руку. При этом у них обнаружены механизмы регуляции числа каналов и пропускной способности, чтобы не переборщить.
В общем, достаточно неоднозначное вещество, про которое не было бы смысла упоминать, если бы не эпизод его употребления человеком. Одна моя знакомая, у которой обнаружилась опухоль на третьей стадии, фактически выкрала образец вещества из института. Поскольку у нас на тот момент были крайне слабые представления о летальной дозировке, я успел мысленно похоронить и ее и себя, ибо мне могло прийтись отвечать. Однако через какое-то время я узнал, что она пошла на поправку. А ведь могло и не повезти.
Параллельно у меня была своя фирма по аналитике и производству сиалиса, в просторечии – виагры, хотя это и разные препараты с разными активными веществами. В какой-то момент у меня произошел случайный, по большому счету, конфликт с полицией в духе «дверь мне запили, блядь», в результате чего некоторые из анализируемых веществ просто признали взрывчаткой. Речь шла в первую очередь о диперекиси ацетона, выделенной из образца свечного гелия – инициирующем взрывчатом веществе, которое хотя и не применяется в военных целях в силу нестабильности и летучести, довольно популярно у террористов всех мастей. Также фигурировал металлический магний. Плюс у меня в фирме работала девочка-лесбиянка, участвовавшая в протестных акциях 2011–2012 гг.
В итоге за 50 мг плохо взрывающегося соединения я получил три года условки по ст. 223 УК РФ и был выкинут из аспирантуры на мороз. Работу с такой историей, как выяснилось, оказалось найти сложным не только по профессии: не брали даже в условный «макдак». Чтобы не умереть с голоду, волей-неволей пришлось изобретать довольно изощренные схемы заработка. Я, наверное, не буду вдаваться в подробности: скорее всего, вы и так все поняли. Последние месяцы мы с коллегой занимаемся реорганизацией фирмы: получили пару «белых» заказов на промышленные моющие средства, зимние присадки в солярку и даже электролиз…
Конкретно психофармакологией я заинтересовался достаточно давно, однако первостепенным направлением исследований это никогда не было – так, чисто личные интересы на грани психиатрии, нейрофизиологии и химии. И вдохновили меня на синтез психоактивных препаратов даже не книги Шульгина, а «Нейропсихиатрия» Доброхотовой – фактически первая в России монография, посвященная психиатрическому изучению нейрохирургической патологии. ЕМНИП, Доброхотова же занималась левшами, левшизмом, билатеральной ассиметрией и т. д.
Последнее редактирование: